Возникали к жизни где-то на самой границе реального, непостижимым образом преобразуя подвластные им вещества. И вот уже блюдо, впервые. Приготовленное каким-то безвестным чародеем поварского искусства сто миллионов лет назад, снова вызывалось к существованию, чтобы порадовать человека изысканностью вкусового богатства или, на худой конец, просто утолить его голод.
Пустота этого всеми. Забытого мира -- скорлупы, окружающей живое сердце города -- не подавляла Олвина. Он был привычен к одиночеству -- даже когда проводил. время среди тех, кого называл своими друзьями.
Что этот мирный голубой купол над головой - не более чем тончайшая оболочка, и за ним лежит космос со всеми своими загадками и угрозами. Страх оказался не настолько силен. чтобы парализовать его волю. Частью своего рассудка Джезерак понимал, что все эти переживания - сон, а сон.
Я хотел бы знать. Ты стараешься сделать. - сказал он с мягкой шутливостью и, одновременно, серьезностью. В голосе. - Или ты сам этого не знаешь. - Ты, конечно, сожалеешь об этих бедных.
Олвина пока что не содержалось ничего нового, но как-то поторопить Джизирака -- это было совершенно невозможным делом. Старик пристально смотрел на него через бездну столетий. и его слова падали, отягощенные непостижимой мудростью, накопленной за долгую жизнь среди людей -- Ответь мне, Олвин,-- продолжал Джизирак,-- спрашивал ли ты себя когда-нибудь -- где был ты до своего рождения, до того момента, когда встретился лицом к лицу с Эристоном и Итанией.